СИЛАНТЬЕВА М.В. (Россия) – профессор МГИМО (У) МИД РФ, доктор философских наук
Парадоксы духовной культуры и мифы глобального сообщества
Сегодня вряд ли кто-нибудь возьмется всерьез оспаривать тот факт, что общество переживает очередной виток глобализации, сопряженный с множеством коллизий и парадоксов. Как и всякое явление, получившее массовое распространение, глобализация обросла множеством мифов. Часть из них – результат обсуждения в средствах массовой коммуникации ее «плюсов» и «минусов», описанных первоначально учеными.
Другая появилась как следствие устойчивых стереотипов, выработанных самим научным сообществом по поводу данного процесса. Некоторые мифы сравнительно «безобидны», и до поры до времени не представляют собой сколько-нибудь заметного «тормоза» на пути социокультурного познания и прогнозирования. Иные, напротив, имеют довольно высокую степень «токсичности», не позволяя вовремя блокировать предсказуемые негативные тенденции и поддерживать тенденции позитивные.
Один из весьма распространенных мифов на тему глобализации состоит в утверждении исключительности данного явления. По мнению значительного числа научных и популярных изданий, посвященных проблематике исследования и оценки современного состояния социума, человечество еще никогда не переживало ничего подобного. И вполне понятны страхи массового сознания и растерянность ученых, чьим кредо является отношение к процессу интенсификации и учащения коммуникативных связей в планетарном масштабе как к чему-то абсолютно новому, не имеющему аналогов в истории.
Разумеется, качественные сдвиги в сегодняшней глобализации имеются, однако она – далеко не первое «стягивание» пространства культуры и его относительная гомогенизация. Так, несомненно глобализационный характер носило распространение христианства в первые века нашей эры, совпавшее с геополитическим развертыванием политико-экономического и социального потенциала Римской империи. Другой пример подобного типа – цивилизация Великой Степи (здесь, помимо Хазарского каганата и Золотой Орды, вспоминается Великое переселение народов в эпоху Меровингов (конец V – середина VIII вв.), Великие Моголы, Османская империя… Все упомянутые общественные организмы возникали как своего рода «глоблизационные проекты», подкрепленные реальным распространением доминирующего типа культуры, его «давления» на другие культурные организмы и, наконец, поглощение этих культурных организмов (кстати, как известно, не всегда «вбираемые» и «поглощаемые» были слабее «вбирающих» как раз в смысле социокультурного развития»).
Глобализации свойственна цикличность, т.е. повторяемость определенного типа. Описанный еще италийским мудрецом Эмпедоклом механизм культуры, который он называл борьбой Ненависти и Любви (Нейкос и Филии; другое прочтение – Гнева и Любви), «строит» Космос из кирпичиков стихий, стянутых вместе притягательной силой Любви и не сливающихся в неподвижный монолит благодаря разделяющей силе Нейкос. Как только побеждает одна из сил-соперниц, Космос гибнет. Так, победа Любви заставляет стихии «слипаться» в единое целое и, поскольку в этом случае между ними нет взаимодействия, – нет и космичности. Победа Нейкос тоже дорого обходится миру: все стихии отдельны друг от друга, и взаимодействие между ними также невозможно. Космос – «порядок и красота в их взаимокоординации» – существует, согласно этой точке зрения, только там, где есть оптимальная дистанция. Гарантия ее маятникового самовосстановления – именно «борьба» равных по абсолютной величине и вместе с тем разнонаправленных по вектору сил Притяжения и Отталкивания.
Если физические проекции данного учения давно стали общим местом, то его культурологический потенциал еще только начинает осваиваться нашими современниками. В частности, идея «вечного возвращения» культуры к состоянию космичности базируется на обязательности наличия оптимизированной дистанции между ее акторами. Если дистанция отсутствует или слишком велика, – провал очередного «глобализационного проекта» неизбежен.
Второй миф, связанный с бытующими стереотипами интерпретации глобализационных процессов, основан на теории локальных типов Данилевского – Шпенглера и утверждает несоизмеримость тех социокультурных организмов, которые возникают в результате – пусть даже не единичного, но дающего уникальный синтез, – процесса глобализации.
Как известно, «всякая аналогия всегда хромает». Однако можно выделить целый ряд черт, по крайней мере, сопряженных со «стягиванием» глобализационного типа. Одна из них – неизбежность политического, экономического и социального доминирования того, что можно было бы обозначить как «титульная нация». (Со всеми оговорками исторического плана, титульная нация в данном контексте – это народ, взявший на себя миссию «глобализатора»). Другая черта, свойственная глобализации в любую эпоху, - тенденция к размыванию ценностных баз поглощаемых культур. Вначале этот процесс имеет, как правило, форму идеологического превосходства и, соответственно, давления со стороны «титульных ценностей». Такое давление не всегда связанно с насилием – например, распространение христианства изначально шло «снизу», а не «сверху». Затем система ценностей глобализирующегося сообщества приобретает форму синкретизма, характеризуемого не полностью завершенным синтезом (который соединяет часто разнородные и даже противоречащие друг другу ценности в некое объединенное ценностное поле). Затем ценностное пространство активно гомогенизируется, причем не только за счет идеологических сверхусилий «титульной нации», но и за счет «естественного» процесса выравнивания распространенных норм, регулирующих общественную жизнь (право, мораль, эстетические и религиозные нормы). На известном историческом отрезке государство выполняет роль «гаранта» состоятельности подобного синтеза. Очевидно, если синтез не получается, социальная структура нового «глобализированного» организма, синтезированного по приведенной схеме, оказывается недолговечной.
Нельзя сбрасывать со счетов и те парадоксы духовной культуры, которые делают невозможным однозначное и полностью предсказуемое социокультурное моделирование перспектив уже начавшегося глобализационого витка. Так, в рамках межкультурного взаимодействия нередко возникают коллизии, основанные на неприятии тех или иных ценностей по основанию их принадлежности к определенным маркированным системам – религиозным, политическим и т.п. Вместе с тем, при внимательно рассмотрении оказывается, что данные ценности на деле присутствуют в тех аксиологических базах, которые их отрицают (причем зачастую - в похожей формулировке!). В качестве примера можно привести общие нравственные ценности в современных исламе и христианстве, нередко противопоставляемых не только на уровне обыденного сознания, но и в трудах классиков политологической и философской мысли (С. Хантингтон, «Столкновение цивилизаций»). Другой пример – отказ определенного числа западных исследователей признать влияние США в качестве «глобализатора» – образчика «титульной нации». Опровергая тезис о цивилизационной агрессии Штатов, апологеты данной теории выдвигают тезис о «цивилизаторском» значении экспорта демократической политической системы (как известно, «классически» подкрепляемого в особо трудных случаях военной силой). Вне зависимости от отношения к подобному экспорту, научная добросовестность требует признать его экспортом не абстрактной «демократии вообще», а именно американской ее модели. И, может быть, главным недостатком этого проекта является неизбежность трансформации данного образца «на окраинах империи» в силу особенностей развертывания глобализационных стратегий, – а вовсе не пороки «демократии по-американски» как таковой…
Другой парадокс духовной культуры, связанный с продвижением глобализационной модели, следует искать в специфике коммуникативных практик, ее сопровождающих. Эти практики должны быть рассмотрены в контексте, с одной стороны, их опоры на устойчивые духовно-аксиологические основания, свойственные сложившимся культурным типам»; а с другой стороны, – в контексте их зависимости от особенностей психических и ментальных процессов, составляющих основу человеческого способа поведения. Таким образом, возможное противоречие возникает между личным принятием тех или иных ценностей – и их санкционированным «признанием» на уровне социальной макрогруппы.
Строго говоря, искомое взаимопонимание межкультурного контакта может поддерживаться либо размываться не вследствие своего содержания, позитивного либо негативного, но вследствие определяемого административным ресурсом либо личным одобрением принятием или отказом принять ценность самого контакта.
За последние два десятилетия геополитическая карта мира заметно изменилась. В качестве активных глобализационных «центров кристаллизации» здесь выступают не только Россия и Атлантический блок ЕС – США; но также Китай, «тигры» Юго-Восточной Азии во взаимодействии с Японией и – в последние годы – Турция.
Думается, грамотный анализ культурологических моделей перспективных стратегий поведения конкретных государств – участников геополитической «Большой Игры» – должен учитывать те парадоксы, которые связаны не только с разницей экономических и политических интересов партнеров в этой игре; но опираться также на исследование «духовных оснований» культур. Это позволит делать обоснованные выводы о перспективах возможного партнерства в свете изучения принципиальной совместимости социальных организмов, а также планировать пути концентрации идеологических ресурсов государства на тех направлениях, которые позволят обществу реализовать оптимальную модель своего дальнейшего развития.